Тарик В.М.


 

 

 

       На фото 1924 года участники 3-го районного совещания пионервожатых,  слева направо: Проскурова Оля, Заостровских Саша,Фоминых Клава, Пузырева Галя, Перевалова Маруся, Чернобородова Надя, Полуяхтова Маруся, Дмитриева Саша, Калистратова (?), Кузнецов Володя, Федоров Коля, Тарик Володя, Радионов Коля, Зырянов Володя, Косяков Саша,  Тушкова Аня, Калистратова Маруся, Степанов Костя, Устьянцев Петя. Фото видимо сделано в окрестностях лога Три  пещеры у дома дачи купца Воробьева.

11 марта 1926 года Тарик переводится из колчеданской юношеской трудовой коммуны для работы в аппарате Каменского РЛКСМ



Здесь на фото 1926 года Володя Тарик пятый из сидящих в первом ряду, рядом с ним по левую от него руку будущий ответственный секретарь Каменского  РК РЛКСМ Василий Косяков, далее предположительно Николай Федоров. Снимок сделан у здания принадлежавшего ранее владельцу исетской мельницы Соснину.




А это его единомышленники члены комитета РЛКСМ. Тарик четвертый слева во втором ряду. Чуть выше и левее него будущий секретарь комитета В.А. Косяков. В центре второго ряда предположительно действующий в то время секретарь комитета Ухов. В первом ряду второй слева предположительно Н.А. Федоров. Снимок начала 1927 года.



13 сентября 1927 года Тарик выдвинут на комсомольскую работу в окружком


Он будет расстрелян 13 января 1938 года по делу 16 комсомольских вожаков Свердловска, а его жене Вере Алексеевне в 1956 году УКГБ официально сообщит, что Тарик В.М. умер 10 июня 1944 года яко бы от паралича сердца, хотя тоже управление еще в  1941 году прекрасно знало и сообщило семье, что Владимира Михайловича нет в живых.   Его брат Николай в то время начальник отдела сбыта СТЗ будет так же арестован в 1938 году.




Бериевский пусть частичный пересмотр некоторых дел начавшийся в 1939 году все же позволил семье избежать дальнейших прямых репрессий, хотя окончательно Владимир Михайлович был реабиалитирован лишь в 1956 году. Его сын, Владислав Владимирович Тарик стал известным советским режиссером и оператором и плодотворно работал в документальном кино.




 

Интервью Владислава Владимировича Тарика (из интернета)

 

У вас скоро юбилей?

Восемьдесят лет. Я, можно сказать, старожил, а все помню, как вчера. Город изменился очень, но остались какие-то места, где проходило мое военное детство, где мы росли с товарищами. Тогда дети взрослели рано. Мамы уходили на работу, оставляя на нас свои домашние дела. Мужчины были на фронте. Отца репрессировали еще до войны, и мама долгое время носила передачки на Ленина, 17, пока ей кто-то не шепнул, что отца там нет. Его расстреляли, но мы об этом узнали уже после войны.

Где вы жили?

У моей бабушки на Вайнера, 12, это угол Попова и Вайнера, замечательный старинный дом. Внутри коридорная система, не квартиры, а комнаты, все нараспашку. Сейчас почти никого не осталось, а тогда был очень дружный двор. И я со многими поддерживал отношения. Жизнь у нас была насыщенная. Мы воевали с соседним двором — не на жизнь, а на смерть. Настоящая война всех примирила. Помню, как в 1942-м году на Площади 1905 года была выставка трофейного оружия. Я ищу свидетелей этого события, потому что его мало кто помнит. Обращался в Совет ветеранов, прошерстил все наши известные соцгородки на Ленина 5, 52, 54, на Куйбышева, 48, на Декабристов, 16/18. Мало нашего брата осталось.

Чем вам так запала в душу та выставка?

Ну, во-первых, я маленький был, семь лет, для меня это была такая невидаль. Во-вторых, там «юнкерс» стоял подбитый: ни хвостовой части, ни фюзеляжа, одна кабина, но вся как сито изрешечена. Как такое можно забыть? Меня старшие подтолкнули, и солдатик, который этот «юнкерс» охранял, подхватил меня и в кабину посадил. Удалось покрутить штурвал.

Вы свои воспоминания записываете?

Пишу почти каждый день понемножку. Снимаю. С ручной камерой и портретом моего дяди, который фактически заменил мне отца, прошел весь путь вместе с «Бессмертным полком». Вот моя киностудия, где я проработал почти пятьдесят лет. Справа за Плотинкой – моя родная девятая школа, в которой я проучился с 1943-го по 1953-й год. Слева – Горный Техникум имени Ползунова. Тоже – мой, я же по профессии геолог. С улицы 8 Марта виден папин дом, а с площади 1905 года еще недавно был виден бабушкин дом и кусочек старого Драмтеатра, в котором я в войну четырежды посмотрел «Лодочницу». Знал ее наизусть и все равно шел. Билет в кино стоил шесть рублей, как четвертинка мороженого, которое женщины в «Пассаже» продавали с лотков. А в буфете в кинотеатре на втором этаже продавали выпечку без карточек. Дальше по моему маршруту – Ленина 17, где в подвале внутренней тюрьмы сидел мой отец. Недолго сидел, взяли его в 1937-ом, а 13 января 1938 года малой коллегией осудили, приговор зачитали, вывели в коридор и тут же расстреляли – в 9 часов 05 минут.

Как вы узнали?

Была такая возможность. Я потом разыскал лейтенанта, и он показал мне стрельбище, где хоронили расстрелянных — восемнадцать тысяч человек. Показал примерное место, где захоронен январь 1938-ого. А у мамы сохранился квиток, который выдали нам в 1956 году, – там было написано, что папа скончался в 1944 году от язвы желудка.

Надо обязательно об этом написать, издать книгу.

Понимаете, книга – это не мой жанр. Мое – это кино. В мае мне позвонили из «А-фильма», сказали, что они берут мою заявку, что им нравится материал и они даже готовы оставить меня, как одного из авторов сценария. Мне не это важно. Хочется сохранить частичку того удивительного времени. Я, как страшный сон, вижу себя девятого мая в праздничной толпе, с портретом моего дяди и горьким осознанием того, что ветеранов уже нет. Какой-то человек в форме говорит: «Мы не ветераны, мы – дети войны. Война лишила нас детства». Уже и нас, мальчишек военного времени, почти не осталось.

А что ваш дядя?

Воевал под Халхин-Голом. В собственный день рождения, 22 июня снова ушел на войну, дошел до Кенигсберга.

Вы живой свидетель того времени. Если не хотите писать, снимайте на камеру, наговаривайте на диктофон. Чудом уцелели некоторые дома, остаются вещи и фотографии, но всегда есть нечто, о чем они не расскажут.

Я помню: война, лютый холод и голод. Мы у Розы Соломоновны, моей учительницы, в маленьком домике у реки, при школе. Когда было холодно в классе, она уводила нас домой, там хоть и было тесно, но буржуйка грела. Вечно простуженная Роза Соломоновна, в заячьей кацавейке, красными промерзшими руками резала нам черный хлеб после занятий. И хлеб был такой хлипкий, что прилипал к ножу. Но даже его мы ели с удовольствием.

Вот бы современным детям его попробовать!

Удивительное свойство времени. Этот хлеб, и Розу Соломоновну, и то, как мы тянули руки к печке, чтобы погреться, я вспоминаю очень часто. Мы смотрели в огонь и, казалось, что это время никогда не кончится. А сейчас оглядываешься в далекое прошлое, и кажется, что это было вчера.

 

Текст интервью: Анастасия Худякова.

Фото В.В. Тарика: Татьяна Джемилева.

Продолжение возможно по мере поступления материалов